Константин Ковалев-Случевский
Болонский академик по прозвищу «Русский»
М.С. Березовский
Есть
творческие судьбы в российской культуре, которые окружены ореолом
загадочности. Хорошо начинали, много сделали, но ушли из жизни рано, как
правило – трагически. Можно даже сказать, что российская культура полна
такими именами и судьбами. Что ж, добавим к этому печальному списку еще одно
имя, споры вокруг которого в отечественной музыкальной истории и мысли
происходили почти два столетия. Но его таинственная биография стала
проясняться лишь в последние годы...
Оперный солист
Среди композиторов «есть один, состоящий теперь придворным камер-музыкантом,
по имени Максим Березовский, обладающий совершенно особенным дарованием,
вкусом и искусством композиции... В течение нескольких лет он сочинял в
таком стиле с привлекательнейшей гармонией превосходнейшие концерты... Тому,
кто сам этого не слыхал, трудно себе представить, как торжественно и
привлекательно звучала такая музыка в исполнении сколь многочисленного,
столь и искусного хора избраннейших голосов». Это свидетельство принадлежит
Якобу фон Штелину, современнику Максима Созонтовича Березовского. В
«Известиях о музыке в России» он одним из первых и более обстоятельно, чем
все другие, повествовал о замечательном композиторе.
Имя Березовского не успело занять достойного и положенного ему места в
российской музыкальной истории.
Удача и неудача в равной мере сопутствовали ему на жизненном пути. Успех
возвысил его. Неудачи — убили...
Долгое время Придворной капеллой – главным хором России в середине XVIII
столетия – руководил известный венецианский музыкант Бальдассаре Галуппи,
или, как его еще называли, Буранелло. Он оценил талант Максима Березовского
— факт, о котором не преминул упомянуть Якоб фон Штелин. На одном из
концертов он услышал, как Галуппи отозвался о Березовском, а вернувшись
домой, записал в дневнике: «Свидетельство Галуппи стоит всяческих похвал.
Когда этот великий мастер музыкального искусства впервые услышал исполнение
такого полного... концерта в императорской придворной капелле в Петербурге,
он сказал с полнейшим удивлением: «Un si magnifiсо соrо mai nоn io sentito
in Italia» («Такого великолепного хора я никогда не слышал в Италии». –
К.К-C.). Столь высоко оценивали творчество Березовского современники.
Фрагмент из "Обедни" М.
Березовского. Партия баса. ГЦММК им. М.И. Глинки
Что же касается его жизни, то свидетельств осталось крайне мало. Но
попробуем рассказать о ней то, что сохранила история.
По старым, вполне установившимся сведениям, которые, впрочем, широко
приводятся в биографиях композитора, написанных в XIX столетии, родился
Березовский 16 октября 1745 года в городе Глухове — тогдашнем центре
Украины. Кто были его родители — остается загадкой, но говорили, что
происходил он из незажиточной казацкой семьи.
Как попал он в школу певчих, а потом в Киевскую духовную академию, которая
была для него аlmа mаtеr, — тоже неизвестно. Юный семинарист не мог быть не
замечен: обладая абсолютным музыкальным слухом и необыкновенным даром
композиции, он начал сочинять хоровые концерты еще в стенах академии.
К.Г. Разумовский, имевший у себя именитую певческую капеллу,
видимо, взял мальчика к себе. Он же и определил его в 1758 году в
петербургский хор мальчиков. Березовскому исполнилось тогда 14 лет (есть,
однако, предположения, не подтвержденные пока документально, что к этому
времени ему было уже около 18 лет).
Руководил Придворным хором друг К.Г. Разумовского Марк Федорович
Полторацкий. Под его начало, очевидно, и попал юный музыкант. Время
сохранило для нас образ Полторацкого: с портрета работы Д.Г. Левицкого
(полотно это висит в Государственном Русском музее) глядят на зрителей его
усталые и печальные глаза.
Обучаясь у придворного капельмейстера Франческо Цопписа, Максим с
чрезвычайным усердием осваивает итальянскую музыкальную систему.
Пятнадцатилетний сочинитель пишет ряд хоровых концертов, которые сразу же
завоевывают не только признание специалистов и светской публики, но и самую
широкую популярность. Надо сказать, что до наших дней дошли его сочинения
этого периода. И они открывают перед современным слушателем высочайший
профессионализм Березовского, весь блеск и совершенство его произведений.
Молодой композитор предстает перед нами и как актер-трагик, участвующий в
пышно поставленных на сцене ораниенбаумского придворного театра операх:
сначала, в 1759 году, Франческо Арайи «Александр в Индии», а затем, в 1760
году, в опере Винченцо Манфредини «Узнанная Семирамида». Обе роли были
трагические: погибает индийский царь Пор в борьбе с Александром Македонским,
уходит из жизни Иркан, князь Скифский, любовник Тамиры. Иркан-Березовский
произносил в опере благородную клятву: «Умру, но умру не без мести, а враг
мой со мною умрет». Именно произносил, потому что в то время в спектаклях
пелись лишь отдельные арии, тогда как остальной текст проговаривался.
Любопытны сюжеты музыкальных спектаклей той эпохи. В «Узнанной Семирамиде»
шесть персонажей: четыре мужчины и две женщины. Однако исполняли все
остальные мужские роли женщины, итальянские певицы. Лишь брата Семирамиды
играл специально приглашенный из Италии солист. Кстати, в обеих операх
Максим Березовский был единственным русским актером.
В сюжете же, без специальных разъяснений, разобраться было не столь просто.
Семирамида, в «муском одеянии под именем Нина», являлась главной героиней, и
она же была ко всему прочему «любовница Шиталькова, которого она знала и
полюбила прежде...». Но «любовницей» того же «Шиталька, некоей части Индии
владетеля», является и «наследная княжна бактрианская» Тамира. У последней
есть еще два «любовника» — Миртей, брат Семирамиды, которую он к тому же «не
знает», а также Иркан, князь Скифский. В действие примешивается еще и некий
Сибар — «наперсник Семирамиды, любовник ей неизвестный» — опасный интриган.
В таком замысловатом переплетении интриг разворачивался спектакль, имевший,
как тогда предполагалось, серьезный характер.
Можно утверждать: Максим Созонтович Березовский, снискавший себе позднее
славу как композитор, был одновременно известным, можно сказать, крупнейшим
актером музыкального театра в самый начальный период зарождения в России
оперного жанра.
Только репутация исключительно одаренного человека спасла служебное
положение музыканта после свержения императора Петра III, ко двору которого
он был приближен. Очевидно, недоброжелательность к сторонникам покойного
супруга со стороны Екатерины II не коснулась Березовского, хотя по
восшествии на престол новой монархини его дальнейшая судьба первое время
казалась неопределенной. Однако он был принят и обласкан.
Одно за другим готовит он новые сочинения. Так, однажды в знаменитой
Янтарной комнате Екатерининского дворца под Петербургом состоялся
музыкальный вечер. «Камер-фурьерский журнал» уточняет дату события— 22
августа 1766 года. Мы узнаем, что «для пробы придворными певчими пет был
концерт, сочиненный музыкантом Березовским».
Обучение в Италии
Композитора отправляют «пенсионером» в Италию, в знаменитую Болонскую
филармоническую академию. Кто хлопотал за него? Кто способствовал этой его
поездке, принесшей ему и европейское признание? Неизвестно. Среди именитых
российских музыкантов Березовский стал одним из первых посланников в далекую
средиземноморскую страну; он как бы открыл в нее дорогу многим другим, тем,
кто будет на протяжении следующих столетий, искушаясь тамошней музой,
стремиться достичь европейских знаний и высот.
В Болонской академии он встречается с необыкновенным человеком, одним из
самых ярких представителей музыкальной Италии — падре Джамбаттиста Мартини.
Известный археолог, путешественник, библиофил, непревзойденный знаток
музыкальных трактатов, обладатель уникальной библиотеки в 17 тысяч томов, в
которую входили также бесценные ноты и музыкальные исследования, собиратель
старинных рукописей, в том числе и нотных, органист Мартини много лет
работал над созданием «Истории музыки» с древнейших времен. Кипучую жизнь
этого человека омрачала лишь давняя болезнь. Кашель отнимал его силы,
распухшие ноги не позволяли подниматься к соборному органу. «Уже пять лет я
страдаю астматической грудной болезнью,— писал он в одном из писем,— каковая
меня вынуждает каждые полтора месяца дважды кровь отворять...» Но он
продолжал работать, в том числе и педагогом.
Мартини был первоклассным преподавателем. В 1774 году вышла его знаменитая
книга «Еsemplare ossta sagio di contrappunto» (В переводе с итальянского
книгу Мартини принято называть «Основы контрапункта». – К.К-C.), в которой он
изложил свои взгляды на современную музыку, а также описал свой опыт работы
с начинающими композиторами.
В это самое время у него как раз и учился Максим Березовский. Возможно, и
ему также адресованы строки седовласого падре: «Юноша, изучить искусство
контрапункта желающий, должен употребить все старания, дабы полностью
овладеть элементами и правилами, в сей книге изложенными, поелику оные суть
основание и фундамент всего искусства, овладев коим он получит тот запас
знаний, с коими он в состоянии будет сочинять легко и изрядно во всяком роде
музыки, как старинной, так и новой, и во всяком стиле...»
Вместе с тем Мартини серьезно обращал внимание своих учеников на древние
музыкальные традиции, которые — заметим — сильно влияли на творчество
Березовского. «Молодой сочинитель должен быть уверен, что старинная музыка
есть основание и фундамент всех стилей и всех различных родов музыки, от
начала оной до наших дней».
Максим Березовский стал одним из любимых учеников Мартини. «Бывают таланты,
особливые и редкие, ограничение коих методой их собственного наставника или
какой-либо иной определенной методой нанесло бы им лишь величайший вред, ибо
сие препятствует им достигнуть того совершенства, коего не могли достигнуть
самые их наставники» — эти слова мудрого Мартини в прямом смысле можно
отнести к Березовскому.
Всячески помогая своему подопечному, падре рекомендует его в число болонских
академиков. Экзамен был назначен на 15 мая 1771 года. Для музыкальной
академии это всегда было большим событием: в этот торжественный день
становилось известным имя еще одного почетного академика. Обычно это звание
присваивалось лишь одному музыканту. В прошлом, 1770 году академиком был
назван 14-летний Вольфганг Амадей Моцарт. Ныне в ряды «филармонических
кавалеров» вступают двое — Иозеф Мысливечек и Максим Березовский.
Экзамену предшествовало собственноручное прошение музыканта, текст которого
небезынтересен:
«Глубокоуважаемому синьору Антонио Маццони,
президенту и профессорам музыки, 15 мая 1771.
Максим Березовский
(русский).
Глубокоуважаемый синьор президент и профессора музыки.
Максим Березовский, прозванный Русский, желая быть принятым в качестве
композитора и капельмейстера известнейшей филармонической Академии, просит
синьора президента и членов филармонической Академии допустить его к
испытанию для принятия в Академию...»
В день испытания было назначено жюри под председательством «принципе» —
главы академии. Им был известный музыкант Антонио Маццони, упомянутый в
«прошении» Березовского. Решение принималось тайным голосованием. Пятнадцать
судей получали по два шара — белый и черный, а затем бросали их в шкатулку.
Если в шкатулке было больше белых шаров, композитора встречали громом
аплодисментов. Он становился почетным академиком.
Испытуемым давалась тема, на которую за условленное время нужно было
написать четырехголосный старинный антифон (произведение для поочередного
пения двух хоров или хора и солиста). Работы были приготовлены в срок. Одна
из них, подписанная по-итальянски «Маssimo Веresovski», и поныне хранится в
стенах Болонской академии.
Когда шкатулку открыли, в ней оказалось 15 белых шаров. «Массимо»
единогласно было присвоено звание «maestro», а также титул академика.
Протокол гласит: «...Синьор Максим Березовский представил свою работу,
которая была рассмотрена членами комиссии и оценена и признана тайным
голосованием положительной, и он был принят в число академиков композиторов
иностранцев». Имя его было высечено золотыми буквами на мраморной доске, а
портрет, как полагается, по традиции, был написан на стене церкви
Сан-Джакомо. Если бы удалось восстановить этот портрет, то он, возможно,
стал бы единственно известным изображением композитора...
Сделаться болонским академиком лестно, но звание это еще не говорило о том,
что композитор достиг совершенства. Знание итальянской музыкальной системы,
в целом уже тогда испытывавшей кризис, было лишь началом, лишь одной из
ступеней для внутреннего роста.
О состоянии, в котором находилась современная музыка в Италии, красноречиво
говорят слова того же Джамбаттиста Мартини: «Если мы прямо без пристрастия
взглянем на музыку нашего времени, столь полную разных обольщений,
всевозможных грациозных, шутливых и изысканных штук, мы принуждены будем
признаться, что она служит лишь для того, чтобы обольщать и восхищать
чувственность; а коль скоро затронута бывает чувственность, то столь же
усыплен и удручен бывает дух». Пьетро Метастазио — корифей оперной музыки —
с горечью замечал: «Уже и сейчас музыканты и композиторы, кои лишь тем
занимаются, что щекочут ухо и нисколько не заботятся о сердце зрителей,
осуждены за сие во всех театрах на постыдное положение служить интермедиями
между номерами танцовщиков... Дело дошло до таких крайностей, что оно ныне
подлежит изменению, иначе благодаря сему мы сделаемся шутами всех
народов»...
Даже поэт Г.Р. Державин, почти современник Березовского, прекрасно
разбираясь в итальянской опере и почитая ее, писал (отрывок из его записок,
находящихся в архиве, малоизвестен): «Часто, конечно, очень часто в Италии в
театре зевают, говорят, едят мороженое и пьют лимонад. Но многие на то есть
и достаточныя причины. Возьмем в пример одну из лучших опер Метастазия. Будь
и музыка соответствующая, выйди на сцену Фемистокл или Ораций, победитель
персов, спасая римлян, запоет бабьим голоском, и все вероподобие
представления... исчезло. Вторые лица обыкновенно действуются такими же
кастратами. Их неподвижность, неловкость, огромные туши действительно
отвратительны. Прибавьте, что вообще все оперные актеры учились только
музыке, а действовать на театре во все не умеют. Прибавьте, что голосом и
знанием музыки первые только три лица отличаются, а все протчия лицы самыя
плохия. Прибавьте, что в Италии одну оперу играют тридцать раз кряду, и вы
согласитесь, что как бы она ни была хороша, при таком представлении
позволительно вздремнуть, а при долгом не грех и без просыпу спать...»
Максим Березовский держал экзамен в академии не на правах итальянца, а в
качестве «иностранного композитора», чтобы, как это специально
оговаривалось, быть капельмейстером у себя на родине. Но итальянское
общество любителей музыки избирает его и своим капельмейстером. Он пишет
одно за другим несколько хоровых произведений, упоминаемых в печати, но до
нас не дошедших.
Музыка Березовского поражает совершенством формы. Это был в прямом смысле
слова классик, создававший многочастные произведения с элементами эпического
характера. Триумфом его пребывания в Италии стала постановка в Ливорно оперы
«Демофонт», либретто к которой было написано Пьетро Метастазио,
обеспечивавшим текстами многих европейских композиторов XVIII века, включая
Г. Генделя, К. Глюка, И. Гайдна, В. Моцарта и других. Ливорнская газета
«Новости света» 27 февраля 1773 года отмечала: «Среди спектаклей, показанных
во время последнего карнавала, надобно особенно отметить оперу, сочиненную
регентом русской капеллы, состоящим на службе у Ее величества императрицы
всея России, синьором Максимом Березовским, который соединяет живость и
хороший вкус с музыкальным знанием».
Именно с этого момента начинается период в жизни Максима Созонтовича,
который по сию пору окутан всевозможными легендами. Одна из них связана с «Демофонтом»
и отъездом композитора на родину.
Княжна Тараканова
Среди книг и бумаг одного частного библиофильского собрания я отыскал
тоненькую брошюру. Изданная в первые годы Советской власти в Одессе
чрезвычайно маленьким тиражом,— по-видимому, сохранилась она буквально в
нескольких экземплярах — брошюра содержала ряд статей, посвященных истории
русской культуры. Была там и статья тогда еще молодого, начинающего
исследователя, а впоследствии академика, известного советского
ученого-литературоведа М.П. Алексеева, которая называлась «Максим Созонтович
Березовский».
С интересом я раскрыл раритет и стал читать. Текст сразу же показался
знакомым. Действительно, в одном из московских архивов я видел машинописный
вариант статьи, правда, меньший по объему. Именно здесь еще раз была
подтверждена легенда, которая связала два, вернее, три имени: Максим
Березовский — княжна Тараканова — граф А. Г. Орлов.
Некоторые современные исследования опровергают эту легенду. И все же...
Суть ее состояла в следующем. Композитор, так или иначе имевший отношение к
событиям, разворачивавшимся в это время в Италии, куда прибыл русский флот
под командованием графа А.Г. Орлова — брата фаворита Екатерины II, не мог не
выполнять, как теперь выяснилось, некоторые дипломатические, курьерские и
иные поручения российского двора. Не исключено, что он даже мог совершать
поездки из России в Италию и обратно.
В начале 1774 года началось знаменитое дело княжны Елизаветы Таракановой,
которая объявила себя претенденткой на русский престол. Имя ее тогда гремело
по всей Европе. Называла она себя и султаншей, и принцессой Азовской, и
Елизаветой Владимирской. Граф А.Г. Орлов получил задание выкрасть
самозванку. Он же разработал эту операцию, невольным соучастником которой,
если следовать легенде, стал Максим Березовский.
В феврале 1775 года для княжны, проживавшей в итальянском городе Ливорно,
где как раз стояли на приколе русские корабли, было устроено большое
торжество. Началось оно с постановки оперы «Демофонт». Восторг княжны от
оперы был неописуем, она, потеряв вдруг всякую бдительность, позволила
пригласить себя на русский фрегат, дабы продолжить праздник застольем. И
лишь только ступила на палубу, как матросы сбросили трап, подняли якоря, и
фрегат вышел в открытое море...
Максим Созонтович будто бы принимал участие в застолье. А так как время
отхода фрегата держалось в строжайшем секрете, он не сумел сойти на берег и
ему пришлось остаться на корабле. Так с эскадрой Орлова Березовский
возвратился на родину...
Сюжет прямо-таки для приключенческого романа. Он привлекал внимание многих.
Итальянский период жизни Березовского использовал в качестве сюжета и
писатель пушкинской поры Нестор Кукольник в своей нашумевшей повести «Максим
Березовский». Ссылались на эту историю исследователи еще целое столетие.
Даже когда уже в XX столетии кинорежиссер Андрей
Тарковский снимал свою «Ностальгию», то мы видим, что по сценарию главный
герой фильма собирает материалы о судьбе и творчестве композитора
XVIII века, который приехал из России в Италию на
обучение и с ним связана какая-то трагическая история. Безусловно, что
прообразом стала биография Максима Березовского (хотя отчасти также и
Дмитрия Бортнянского). На протяжении столетий все знали, что случилось с
композитором нечто странное и имевшее трагические последствия.
Не так давно был найден рапорт, писанный в Риге, о тех, кто проезжал через
границу России 19 октября 1773 года: «Из Варшавы куриерами капитан Траизе и
карнет князь Баратаев. Из Италии Российской Капельмейстер Максим Березовский
и служитель Архип Марков». Стало быть, не мог Березовский находиться в
Ливорно при похищении Таракановой, да и вряд ли вернулся домой на корабле
эскадры Орлова. Но вспомним о «челночных» поездках композитора. А что, если
он все-таки еще раз ездил в Италию? Для отрицания этого факта, так же как и
для его подтверждения (впрочем, подтверждением могла бы служить устоявшаяся
легенда и статья М.П. Алексеева), никаких данных нет...
Об остальных годах жизни Березовского после его возвращения в Петербург мы
знаем немногое.
С момента приезда на родину начинается новый, последний и самый грустный
этап в жизни композитора. Его назначают на должность придворного
капельмейстера. Должность не маленькую – одну из главных в музыкальном мире
России! По этой причине многочисленные голословные утверждения, что
Березовского не оценили по его возвращении в Россию - ошибочны и даже
невежественны. Но, судя по всему, талант Березовского все же не нашел в
Санкт-Петербурге полного применения. При
дворе господствует плеяда итальянских музыкантов во главе с Джузеппе Сарти.
Они диктую моду , вкус и стиль.
И вот тут-то происходит еще одно событие, по-видимому, сыгравшее роковую
роль в его жизни. Новый фаворит Екатерины Г.А. Потемкин задумал подкрепить
свой проект создания государства на юге России открытием в будущей столице –
Екатеринославе – музыкальной академии. Она должна была бы соперничать с
такими известными академиями, как, например, та же Болонская. Потемкин
долго, более 10 лет, «вербовал» нужных для этого людей, приглашал даже
Вольфганга Моцарта, а Березовского, как наиболее выдающегося русского
композитора, да еще и как дипломированного академика, заочно назначил
директором. Но этот проект организации музыкального центра так и не был
осуществлен.
Неудачи, очевидно, преследуют композитора. И 24 марта 1777 года жизнь
Максима Созонтовича Березовского трагически обрывается. «В припадке
ипохондрии он перерезал себе горло»,— писал директор придворных театров Иван
Перфильевич Елагин.
Причин такого конца мы не знаем. Но одной из них, быть может, стала нужда.
Жил он в последнее время в долг. «По смерти его ничего не осталось и
погрести тело нечем...» — отметил в своем донесении все тот же Иван
Перфильевич Елагин. Другой причиной, может быть, стало то, что Березовский
не нашел себя в музыкальном мире России, потерял под ногами «почву». Здесь
он был как бы не нужен. А внести новую струю в русскую музыку, что сделал
вернувшийся после него из той же Италии Дмитрий Бортнянский, он уже не
мог...
Трагическая любовь
О Березовском забыли почти сразу после его кончины. Семейного архива до нас
не дошло, рукописное наследие пропало — некому было его сохранить, хотя
женат он был, по-видимому, дважды. О втором браке сведений никаких не
сохранилось. Первый же отмечен был своеобразно. Приглянулась ему
«танцевальная девица» или «фигурантка» (что на современном языке означало бы
«балерина») придворного театра Франциска Ибершер, которую иногда звали
«Франца» или «Францина», а также «Ибершерша».
Именной Указ Екатерины Великой,
разрешающий Максиму Березовскому
жениться на Франце Ибершер
Юная танцовщица пользовалась, наверное, немалыми симпатиями и популярностью
при дворе. Оба новобрачных были не богаты. К тому же невеста имела
католическое вероисповедание. И то и другое препятствие были разрешены одним
именным (!) указом Екатерины II, подписанным 11 августа 1763 года.
Императрица «изволила указать... певчему Максиму Березовскому дозволить
жениться... на танцевальной девице Франце Ибершерше и притом соизволила...
пожаловать ей платье». Примечательная деталь: невеста должна была прибыть на
свадьбу в платье с плеча самой императрицы. «Того ради придворная контора...
приказала сея Указ оному Березовскому и той Ибершерше собъявить и для
получения платья велеть ем явиться Итого надлежит немедленно».
Похоже, что бракосочетание было в центре внимания всего двора — то ли
потому, что Екатерина благоволила новобрачным, то ли оттого, что для молодой
императрицы готовился еще один изысканный спектакль с участием придворных
артистов.
Но, судя по всему, кто-то пытался предотвратить предстоящий брак. По крайней
мере, Петербургская духовная консистория должна была «утверждать» дело о
разрешении женитьбы, но оно было заведено только спустя два месяца. Затяжка
в такой ситуации — нередкое явление. Но пренебрежительность, с каковой
составитель дела отнесся к невесте, очевидна — он даже не вписал ее имени,
назвав просто «танцевальной девицей».
Свадьба все-таки состоялась. Когда — мы не знаем. Ездила ли Франца с
супругом в Италию — также неизвестно. Ясно одно: через десять лет, когда
Максим Созонтович уже вернулся или, быть может, еще раз уехал в Италию,
«фигурантка Франца Березовская» уволилась со службы при дворе и исчезла.
Возможно, даже уехала из России.
Это событие поразительно совпадает с трагическими последними годами жизни
композитора. Не сыграла ли здесь размолвка какой-то роли? В таком случае
«танцевальная девица» Ибершер предстает перед нами как «роковая женщина»,
погубившая хрупкую и впечатлительную душу музыканта. Но это лишь гипотеза...
Нестор Кукольник в своей повести недаром делал особый акцент на трагической
любви Березовского. Видимо, в его время еще бытовали устные рассказы об
этом.
«Не отвержи мене во время старости…»
Позже произведения
Максима Березовского почти не исполнялись, правда, печатались и
широко распродавались. Но уже в начале XIX столетия видные представители
русской культуры и не подозревали о существовании композитора. Об этом,
например, красноречиво говорит один из диалогов, который состоялся между
А.С. Пушкиным и А.О. Смирновой-Россет (он опубликован в ее посмертных
записках). «Да... — говорила Смирнова-Россет, — Березовский и Бортнянский
учились в Болонье... Березовский был даже членом музыкальной академии... Его
музыку поют в России великим постом...». «А я думал, — отвечал Пушкин, — что
это музыка исключительно Бортнянского...». «Ничуть, и даже Березовский
отличался большей оригинальностью, чем Бортнянский»...
Кроме оперы и мелких произведений, был произведен подсчет всех хоровых
концертов, принадлежащих перу композитора. Их около 40, и это были в
основном большие по форме музыкальные сочинения. Почти все они известны
музыковедам лишь по нескольким начальным тактам или просто по названию. Ноты
чаще всего отсутствуют...
И все же время от времени, вдруг, обнаруживаются записи концертов и
сочинений Березовского. Иногда бывают поистине уникальные находки, как,
например, рукописная копия Сонаты для скрипки и чембало, обнаруженная не так
давно в нотном отделе Парижской национальной библиотеки. Расшифрованная
композитором Михаилом Степаненко, соната впервые прозвучала со сцены спустя
более 200-т лет со дня ее написания. Ценность этой находки состоит также и в
том, что на копии написано место и время создания произведения,— для
Березовского, вернее, для его музыкального наследия случай единичный!
Пометка в конце рукописи предельно лаконична: «Пиза, 1772». Еще одно
итальянское произведение композитора и одновременно дополнительное указание
на место пребывания Березовского.
У всякого творения, очевидно, есть свои сроки для признания. Наследие
Иоганна Себастьяна Баха стало мировым достоянием лишь сто лет спустя после
смерти композитора. Для Березовского сроки отведены, наверное, несколько
иные. Пока мы знаем лишь отдельные его произведения, но целиком творчество
композитора еще не вошло в нашу музыкальную культуру, оно еще ждет своего
часа.
Настоящим подарком для любителей старинной русской музыки стало в свое время
исполнение концерта «Не отвержи мене во время старости» республиканской
Академической русской хоровой капеллой под управлением А.А. Юрлова (ныне это
делают многие певческие коллективы России).
Любопытным было также исполнение хором молодежи и студентов вместе с
ансамблем «Барокко» Концерта соль минор для клавесина, скрипки, флейты,
гобоя и виолончели, который явился инструментальным переложением хора «Не отвержи мене во время старости».
Нынешние любители музыки хорошо знают этот концерт Березовского. Близость
«Не отвержи мене во время старости» нашему современному музыкальному и
эстетическому восприятию поразительна. Он современен в буквальном смысле
этого слова, хотя бы по силе эмоционального воздействия. Я не встречал еще
человека, даже считающего себя некомпетентным в области музыки или не
обладающего слухом, который бы с первых же тактов не испытал потрясения от
соприкосновения с этим поистине великим творением.
Начало Концерта М. Березовского
"Не отвержи мене во время старости".
Рукопись. Британский музей
Проникновенное произведение — исповедь человека, для которого одиночество —
непосильное, неизъяснимое бремя, а старость, угасание творческих
возможностей, прекращение насыщенной событиями и борениями жизни — ужасная
мука, как бы прижизненная смерть...
Тема смерти была выбрана композитором не случайно. Об этом свидетельствует
история создания и первого исполнения концерта. Вернем к ней еще раз, более
подробно.
Важнейшее в русской музыкальной истории событие произошло в обычный день, 22
августа 1766 года, когда двор находился в Царском Селе, в недавно
завершенном новом Екатерининском дворце. Свидетелями его стали императрица,
ближайшие к ней придворные сановники и друзья, которые расположились в
печально знаменитой в далеком будущем Янтарной комнате дворца. Описание
происшедшего занимает в Камер-фурьерском журнале две строчки: «Для пробы
придворными певчими пет был концерт, сочиненный музыкантом Березовским».
Две строчки в придворном журнале. Но сколько же стоит за ними!
Скорее всего, это и был знаменитый концерт «Не отвержи мене во время
старости», по всей видимости уже какое-то время назад сочиненный Максимом Березовским.
Можно предположить, что тогда принимал участие в исполнении концерта, находясь среди «придворных
певчих», соратник Березовского - юный Дмитрий Бортнянский.
«Не отвержи мене во время старости» – зрелое, выдающееся творение
российского гения, написанное юношей, вряд ли еще по-настоящему осознающим
столь отдаленное от его возраста душевное состояние смерти.
Загадка в том, что ему в это время сопутствовала слава, успех,
покровительство высочайших особ, а тут... скорбь, предельный трагизм, боль,
плач души...
Смутная разгадка видится в том, как оценивали уникальный талант российского
композитора его современники. И разгадка становится более реальной, когда мы
внимательно и пристально всматриваемся в факты, рассказывающие о его
придворной службе.
Имя Березовского несколько отошло на задний план после кончины Елизаветы, а
затем и Петра III. В свои 14-15 лет он уже был тогда ведущим солистом лучших
итальянских опер. В это время он беспрестанно пишет музыку, но мы не знаем,
исполнялась ли она. Тот факт, что его концерт был пет в августе 1766 года,
не говорит ничего о времени его создания. Быть может, сочинение, пролежав несколько
лет в стопке нотных листов, тогда было лишь впервые исполнено. А написан
много ранее! В те самые юные дни, годы признания, в последние годы умирающей
Елизаветы, так страшно боявшейся своей старости и неизбежной кончины...
«Не отвержи мене во время старости»... Разве не подсказана или даже не
заказана идея и тема произведения той, которая с такой силой переживала это
состояние?! Разве может быть случайным столь важный смысл многочастного,
грандиозного концерта, написанного специально для исполнения самим
Придворным хором?! Разве торжественность и мощь песнопения не предопределена
важностью и значительностью аудитории, которая должна была его слушать?!
Петр III вовсе, а Екатерина до поры до времени, во всяком случае, не думали
о старости. Скорее напротив. Но Елизавета – мучилась ею... Она, как сообщали
современники, в старости часто не спала по ночам. разговоры о близкой
кончине преследовали её спутников...
Текст концерта также еще более напоминает о страхах Елизаветы перед
возможной изменой. «Не отвержи мене во время старости, внегда оскудевати
крепости моей, не остави мене» — так начинается песнопение. А далее: «яко
реша врази мои мне и стерегущие душу мою совещаша вкупе...»
Как красноречиво выражена боязнь злодейского сговора! Так же, как и
красноречив конец концерта: «Да постыдятся и исчезнут оклеветающие душу
мою...»
Семнадцатилетний Максим Березовский достаточно
уже созрел, чтобы написать такую
музыку. Удивительного ничего в этом не было. Двенадцатилетний Моцарт в ту
пору уже писал симфонии. Последующие же факты жизни глуховского певчего лишь
только подтверждают возможную догадку о более раннем написании его великого
произведения.
Максим Березовский не дожил до лет, когда
«оскудевает крепость» человека, он не изведал старости. Он, увы, безвременно
покинул мир в возрасте, ставшем роковым для многих гениев нашей культуры.
Данная
публикация является авторской работой (частично вошедшей в книги)
Константина Ковалева-Случевского (Константина Ковалева). При использовании материала
или перепечатке любых отрывков (цитат) из текста в интернете -
ссылка (действующая!)
на данный сайт и
упоминание имени и фамилии автора -
Константин Ковалев-Случевский
- обязательны!
С иными правами можно ознакомиться внизу страницы в разделе "Copyright".
-----------------------------------------------------------------
